Когда приезжаем навестить маму, обычно после застолья
она собирает оставшийся хлеб, аккуратно разрезает на кубики и складывает
на противень в духовку. На мой вопрос, зачем она это делает, сухариков уже накопилось два небольших мешочка, мама отвечает: -А как же иначе. Ведь это же хлеб, ребятки! Как же его выбрасывать?
В этот раз я предложил вынести сухарики в кормушку для птиц. Мама
посмотрела на меня строго и ответила, что выносить пока не нужно. Она
сухарики с куриным бульоном кушает, и это очень вкусно. -Не
обижайся сынок, - продолжила мама, - ваше поколение не испытало ни
войны, ни настоящего голода. Потому у вас и отношение к еде и хлебу
такое, как бы сказать, поверхностное и неуважительное. Если хочешь,
расскажу, как мы после войны голодали. Я утвердительно кивнул, и мама, пригорюнившись, начала рассказывать.
-Голод в начале тридцатых годов по малолетству я не помню. Да и
родители говорили, не был он таким страшным, как на Украине и в
центральных областях. Опять же, у нас тогда не пшеницу выращивали, а
ячмень, овёс, рожь, а они в наших краях росли хорошо. А к тому же ещё и
картошка, и овощи с огорода. Очень страшный голод в деревне в
сорок седьмом году случился. Во время войны тоже голодно было, но
всё-таки не так. На картошке, капусте, свекле, моркови, репе хоть как-то
тянулись. Из войны колхоз совсем нищим вышел. Лошадей почти не
осталось, только выбракованные военной комиссией, а без них что
сделаешь. Ни тракторов, ни машин тогда не было. Всё на лошадях. Опять
же, кому работать? Одни женщины и дети в колхозе. В сорок
шестом году почти повсеместно неурожай случился, а в нашем колхозе
особенно. На трудодни даже сена не выдавали, не говоря уже об остальном.
В сорок седьмом году я закончила в Кирове медицинское училище и
была направлена фельдшером в Берёзовский сельсовет. В наш же Даровской
район, но только далеко от нашей деревни, почти шестьдесят километров.
Перед работой разрешили заехать домой на несколько дней. Обстановка
дома удручающая. Мама с утра до ночи на работах в колхозе, отец после
возвращения из армии до конца ещё не оправился от болезни, ходил с
палочкой, еле-еле, но и его в колхоз при конюшне пристроили. Младшие
сёстры и брат дома по хозяйству. На них и огород, и корова, и курицы, а
они даже не подростки – младшие школьники. Несколько дней я помогала по хозяйству, время мгновенно пролетело. Уже нужно в Берёзовку собираться.
Подъёмных тогда не давали. А деньги, последнюю стипендию, почти все
на подарки родителям и младшим детям потратила. Завтра уже нужно ехать,
а мне в дорогу даже собрать нечего. Овощи ещё не выросли, а запасов уже
нет. Мама в обед прошла по деревне, еле удалось на другом
конце, у Мальцевых, два стакана овсяной муки выпросить. Брат сходил в
луга, принёс корзину цветов клевера и лебеды. Размололи лебеду и клевер,
с одним стаканом муки перемешали и в печке напекли что-то вроде
оладушек. Может быть, штук двадцать получилось. Мама детишкам по колобку
дала, мне, себе и отцу тоже. Остальные завернула в тряпицу и в узелок
сложила. На дорогу наказала: -Ты, девка, сразу-то
колоба все не съешь, кто знает, как там с едой-то будет. А мучицу
овсяную, что в кулёчке лежит, водой заваривай. На кружку столовую ложку в
самый раз будет, и сольцы чуток. Авось до зарплаты дотянешь.
Утром добралась я пешочком до Даровского. Пришла в райздрав за
назначением. Там на меня смотрят, понять не могут, что за чудо такое
явилось. Тощая, глаза от долгой ходьбы провалились, за плечами вещмешок с
нехитрым скарбом. Подросток, да и только. Какие там восемнадцать лет? И
шестнадцать-то с трудом разве что дашь. Выписали направление в
Берёзовский сельсовет, печать поставили и сказали во дворе ждать. Туда
во второй половине дня машина должна была пойти. Секретарша райздрава, что направление мне передавала, напутствовала: -Повезло тебе, девка. Хороший сельсовет, богатый. Не пропадёшь.
Машина к вечеру поехала. Добралась в сельсовет к ночи. Там,
понятное дело, никого нет. С трудом отыскали секретаря. Женщина отвела
меня в избу, в которой медпункт размещался. Изба обычная,
деревенская. Печь треть помещения отделяет. Большое помещение разделено
деревянной перегородкой на комнату ожидания, с лавками вдоль стен, и сам
медицинский кабинет, с письменным столом, медицинской кушеткой и двумя
шкафами. Один с лекарствами, другой с инструментами, стерилизаторами, бинтами, ватой.
На следующий день с утра сходила я в сельсовет, получила
разъяснения по организации работы. Вернулась в медпункт, а там уже
хозяйка избы меня поджидает. Познакомились. Женщина лет сорока,
вдова. Мужа на войне убили. Двое детишек. Сама она у родителей жила, а
избу отдала сельсовету в наём, чтобы там медпункт располагался.
Показала мне, где дрова для печи брать, где туалетный домик расположен,
куда на колодец за водой ходить, как печь разжигать лучше, а, самое
главное, где бидон с керосином стоит и как керогазом пользоваться. Был
там такой прибор, для того, чтобы шприцы и другой инструмент в
стерилизаторе кипятить. Одним словом, Глаша (так звали женщину) очень мне помогла освоиться.
Два дня я отмывала, отскребала полы и лавки, обрабатывала хлоркой,
наводила порядок в помещениях, а на третий день больных начала
принимать. В избу два входа было устроено. Один с дороги в
приёмное отделение, а другой со двора в кухоньку. Кухня простенком с
дверью от кабинета была отгорожена. Я приём веду, ребёночка фонендоскопом слушаю, а сама слышу, кто-то по кухне ходит. Но выйти туда стесняюсь. Потом слышу, в приёмное отделение кто-то вошёл. По голосу хозяйку, Глашу, узнала. Что она сначала сказала, я плохо слышала. Бормотание какое-то. А потом Глаша говорит: -Бабы, я вот токо што была на кухоньке, у фельшерицы ведь из еды-то ничего нет. Вот смотрите чего нашла. Она, видимо, показала сидевшим в очереди мои колобы. Кто-то из очереди спросил: -Ето чё ж получается? Фельшерица-то коровьи лепёшки с голодухи ест?
-А я о чём говорю, - добавила Глаша, - совсем худюшша девка-то.
Скоро её саму лечить нужно будет. Бабы, я чё думаю, идите-ка домой и
хоть немного чего из еды принесите. Слышу, зашевелилась очередь. Дверь стала хлопать. Потом, через полчаса-час, снова стала очередь собираться.
До позднего вечера вела приём, и только ближе к закату солнца
смогла всех принять. Когда зашла в приёмное отделение, то обнаружила на
подоконнике, на лавках и даже под ними свёртки. А в них целое для меня
богатство: где картошка в мундире, где свекла, где краюха хлебная. И
даже яичко варёное кто-то положил. По селу молва быстро разлетелась, что я голодаю, и в последовавшие дни я так же находила маленькие свёрточки с едой.
А ещё через несколько дней пришла из сельсовета секретарша и
принялась меня ругать за то, что я ничего не сказала о том, что у меня
совсем нет денег и нет практически продуктов. Постепенно ругаться
перестала и подсунула мне ведомость, где я расписалась в получении
двадцати рублей, выданных в качестве аванса в счёт будущей зарплаты. Глаша предложила за рубль раз в три дня приносить по большой кринке молока и несколько ломтей хлеба. Вот так я и выжила. Не умерла с голоду.
Через месяц получила первую зарплату, целых триста семьдесят пять
рублей. Аванс из них вычли, но всё равно по деревенским меркам
получились большущие деньги. Председатель сельсовета поехал в
Даровское, и я передала с ним сто пятьдесят рублей тётке, сестре матери,
проживавшей с мужем в райцентре, а она, в свою очередь, передала их
отцу, приехавшему с обозом в район, сдавать колхозные продукты. Младший брат позднее вспоминал:
-Твои деньги, Ниночка, пожалуй, нас и спасли. Конечно, к тому
времени уже и картошку начали подкапывать и колоски ячменя с огорода
тягать, но по большей части всё ещё ели ботву свекольную, репу, да
листья капустные и луковые перья. А тут вернулся отец. Привёз полпуда
ржаной муки, масла льняного, соли, сахару килограмм и даже маленький
кулёчек леденцов. Тогда в первый раз в том году досыта поели хлеба и
отварной картошки с луком и льняным маслом. Я и в следующие
месяцы домой по сто рублей отсылала. Больше никак не получалось.
Приходилось уже по займам восстановления народного хозяйства платить, да
и обживаться постепенно нужно было. Жизнь-то начинала с одного платья,
пары трусиков, да пальто, перелицованного из солдатской шинели.
А питаться действительно стала лучше. Сельсовет был богатый. В том
смысле, что окрестные колхозы располагались на высоком берегу реки
Моломы, где земля была плодородней и даже в неурожайные годы хлеба
родились неплохие. Следующей весной сельсовет выделил мне около
избы пятнадцать соток под огород. Благодаря Глаше и приехавшему отцу
удалось его распахать и засадить картошкой, овсом и рожью. На отгулявшей
землице урожай получился огромным, таким, что хватило не только мне на
следующую зиму, но целую повозку загрузить родным, чтобы они сдали в
счёт погашения долгов по займам и по налогам. Вот так я, сынок, и выжила.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
Если бы не люди с добрыми,отзывчивыми сердцами,многим бы было не выжить,таким,как эта девчцшка в то время! Главное и наше время - сплотиться и помогать друг другу.И не так,как это случилось в Скрижалях на украине.
