1 июля 1920 года. Москва

Обращение ВЦИК и СНК

«НА ПОМОЩЬ РАНЕНЫМ И БОЛЬНЫМ КРАСНОАРМЕЙЦАМ!»

В момент, когда по вине белогвардейской Польши Рабоче-Крестьянская Красная Армия с бескровного трудового фронта опять переброшена на боевой фронт, требуется напряжение всех сил Республики для решительного и быстрого разгрома польских панов. И в первую очередь на должной высоте должна быть поставлена помощь больному и раненому красноармейцу.

По докладам Всерокомпомощи не все советские органы к этому вопросу относятся с достаточным вниманием. Помощь больным и раненым красноармейцам — обязанность всех сознательных пролетариев, крестьян и честных граждан. Все органы Советской власти должны оказывать всемерное содействие Всероссийскому комитету помощи больным и раненым красноармейцам и его комиссиям на местах. Органы же снабжения должны в первую очередь предоставлять продовольствие и необходимое снаряжение лазаретам и больничным учреждениям. Все внимание, все заботы — больному и раненому красноармейцу! Все рабоче-крестьянские организации — на помощь Всерокомпом!

Кто не приходит на помощь больному и раненому красноармейцу, тот враг Красной Армии, тот пособник польской шляхты!

Председатель Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета М. Калинин.
Председатель Совнаркома В. Ульянов (Ленин).
Председатель Реввоенсовета Республики.

12 июля 1920 года. Москва, Кремль

ДЕКРЕТ О ВЫДАЧЕ, ХРАНЕНИИ И ОБРАЩЕНИИ С ОГНЕСТРЕЛЬНЫМ ОРУЖИЕМ
(фрагмент)

В целях борьбы с незаконным хранением оружия, с небрежным и неумелым обращением с ним Совет Народных Комиссаров постановил:

§ 1. Хранить и пользоваться огнестрельным оружием могут только лица, которым по роду службы присвоено оружие (военные, состоящие в частях войск, милиция и т. п.), а также лица, которым это право предоставлено постановлениями Совета Народных Комиссаров.

§ 3. Безусловно запретить передачу оружия кому бы то ни было, хотя бы во временное пользование или для хранения.

§ 4. Привлекать к судебной ответственности и немедленно задерживать, карая лишением свободы на срок не менее шести месяцев по приговору суда, лиц, виновных в совершении указанных ниже деяний:
а) хранении огнестрельного оружия без законного на него права, если хранение не имело даже преступных целей;
б) стрельбе в воздух без особой необходимости в местах скопления народа: на площадях, улицах и т. п.;
в) беспричинной стрельбе часовыми, постовыми милиционерами и т. п.;
г) незаконной выдаче оружия лицам, не имеющим на то права, или лицу, которому оружие не присвоено;
д) небрежном обращении с огнестрельным оружием, следствием чего явится несчастный случай.

§ 5. Лиц, виновных в прицеливании на улице и вообще во всяком месте, где может быть опасность для других лиц, хотя бы выстрела и не последовало, привлекать в административном порядке и карать заключением в концентрационном лагере до трёх месяцев.

§ 7. Вменяется в обязанность чрезвычайным комиссиям и милиции следить за тем, чтобы оружие находилось только у лиц, имеющих на него законное право, и привлекать лиц, нарушающих настоящее постановление.

Председатель Совета Народных Комиссаров
В. Ульянов (Ленин).
Управляющий делами
Влад. Бонч-Бруевич.
Секретарь Л. Фотиева.

Картины Гражданской войны

29 июля 1920 года.

Северная Таврия, в районе города Орехова

Из воспоминаний белогвардейского генерала А.В. Туркула (1892–1957)

«… Из земской больницы, на вокзальной площади, ко мне пришёл унтер-офицер, раненный в грудь штыком.

– В больнице большевики… Под койками винтовки… Сговариваются ночью переколоть наших и бежать.

Мне показалось, что унтер-офицер со штыковой раной помешался. Мы пошли с ним в больницу. Раненые встретили нас возмущёнными рассказами: их не перевязывали, они были брошены. Зато они обнаружили палату, где лежало человек тридцать курсантов в больничных халатах. Курсантов, не успевших пробиться к своим, собирал в больницу врач, молодой еврей. Он же выдал им халаты и уложил на койки. Курсанты сговаривались ночью переколоть наших и бежать из больницы. Врач, коммунист, скрылся.

Курсантов начали приводить ко мне. Среди них ни одного раненого.

– Коммунисты?

– Так точно, – отвечали они один за другим с подчёркнутым равнодушием. Все были коммунистами.

– Белых приходилось расстреливать?

– Приходилось.

Мои стрелки настаивали, чтобы их всех расстреляли. Курсантов вывели на двор, их было человек тридцать. Они поняли, что это конец. Побледнели, прижались друг к другу. Один выступил вперёд, взял под козырёк, рука слегка дрожит:

– Нас вывели на расстрел, ваше превосходительство?

– Да.

– Разрешите нам спеть «Интернационал»?

Я пристально посмотрел в эти серые русские глаза. Курсанту лет двадцать, смелое, худое лицо. Кто он? Кто был его отец? Как успели так растравить его молодую душу, что Бога, Россию – всё заменил для него этот «Интернационал»? Он смотрит на меня. Свой, русский, московская курноса, Ванька или Федька, но какой зияющий провал – крови, интернационала, пролетариата, советской власти – между нами.

– Пойте, – сказал я. – В последний раз. Отпевайте себя «Интернационалом».

Выступил другой, лицо в веснушках, удалой парнишка, оскалены ровные белые зубы, щека исцарапана в кровь. Отдал мне честь:

– Ваше превосходительство, разрешите перед смертью покурить, хотя бы затяжку.

– Курите. Нам бы не дали, попадись мы вам в руки…

Они затягивались торопливыми, глубокими затяжками. Быстро побросали окурки, как-то подтянулись, откуда-то из их глубины поднялся точно один глухой голос, воющий «Интернационал». От их предсмертного пения, в один голос, тусклого, у меня мурашки прошли по корням волос.

– С интернационалом воспрянет…

«Род людской» потонул в мгновенно грянувшем залпе».